2 потапцев & другим, кто спрашивал о Владимире Наумовиче Камельзоне.
Я нашел статью в журнале "Матчбол" 1998 года №2.
Статья называется "Полет за теннисным мячом" и написана к 60-летию Владимира Наумовича. Написала её Татьяна Кунина.
Привожу её так, как она была отсканирована.
=========== цитата "Матчбол" 1998 №2 начало ===================
Вообще-то он мог и не дожить до своего 60-летия.
Дело в том, что ясным сентябрьским днем в открытое окно автомобиля, мчащегося по Рублевскому шоссе, влетела банальная, желтая в черную полоску оса и от души укусила человека за рулем: то ли осенняя тоска на нее подействовала, то ли сама смерть послала! Так или иначе, но в результате этого осиного злодейства водитель потерял сознание, а затем впал в состояние клинической смерти. Аллергический шок от яда! Если в таком случае не принять экстренных медицинских мер, то дорога одна - в мир иной. Врачей на обочине шоссе, конечно, не оказалось, и полетела было уже человеческая душа к Богу... Однако спасло второе, электронное сердце, вшитое в грудь пять лет назад американскими хирургами в Майами. Чудо? Именно так и назвали происшедшее московские
реаниматоры, вернувшие к жизни отравленного осой пациента.
Им оказался Владимир Наумович Камельзон,
мастер спорта по теннису, заслуженный тренер республики, директор детской теннисной школы «Белокаменная».
Сегодня он гость нашего «Теннис-клуба».
С ним беседует журналист Татьяна Кунина.
- Владимир Наумович, согласитесь, победа во встрече с осой-террористкой -это подарок сомой Судьбы к вашему юбилею...
- Подарок?! Да о такой смерти только мечтать можно! В мгновение прекрасного дня, за рулем «мерседеса», подле жены, к тому же на заднем сиденье находились предметы моей жизненной страсти - ракетки и мячи. Просто эта самая Судьба вспомнила, что я еще не все сделал для тенниса, и вернула мою душу снова на землю, можно сказать, от самых врат Рая.
- Рая? Ну и самонадеянность! Вы что, безгрешны?
- Да нет, конечно. Но, надеюсь. Бог простит меня: прощать, как известно - Его профессия. Моя же - учить играть в теннис. Положа руку на сердце, скажу, что своему делу я всегда служил с большой любовью, честно, одержимо. Этот мотив будет моим оправданием перед Богом, когда предстану. Но, надеюсь, сие случится не так скоро.
- Что-то в нашей беседе зазвучала не совсем «юбилейная» минорная нота...
- Не скажите! Знаете, я родился и прожил много лет на Востоке, в Ташкенте. Так вот, достигнув шестидесятилетия, узбек, чем бы ни занимался и как бы ни был здоров, исподволь начинает размышлять о смерти. О Смерти с большой буквы, в филосовском плане. Эти высокие думы о смысле жизни, о Вечности из века в век питают знаменитую восточную мудрость. Одна из ее заповедей, кстати сказать, гласит: «Жизнь -это дорога, а значит надо идти». Вот я и иду, стараясь при этом не снижать обычного темпа. Знаете, я оптимист, борец по натуре и очень люблю жизнь. А дел у меня всегда столько, сколько у теннисиста бывает мячей. Множество!
- Какое из них на сегодня самое грандиозное?
- Задумал построить в Москве теннисные корты. Не потому, что их мало, хотя и это - факт, а просто довлеет
жизненная привычка: где обосновываюсь, там начинаю строить корты, теннисные школы, всеми силами
пропагандировать теннис. Это, если хотите, «мой почерк».
- Знаю, теннисный патриарх Семен Белиц-Гейман даже назвал вас в своей книге «строителем». Сколько, кстати, удалось построить кортов на день юбилея?
- Как-то прикидывал, ради интереса, оказалось - около ста, причем, в разных местах страны. А началось есе с Ташкента, где в конце пятидесятых годов взяла старт моя теннисная карьера. В ту пору «западная королевская игра» здесь была еще диковиной. Корты в городе легко пересчитывались на пальцах. Я был студентом, и материальная нужда привела меня на тренерскую работу в общество «Локомотив». На скромном стадионе я обнаружил один корт, покрытый обыкновенным дорожным асфальтом. Стало ясно: начинать нужно со строительства площадки, иначе ни о каких результатах и думать нельзя. Этот первый корт стоил мне невероятных усилий, но в итоге мои «дети» все же вышли на площадку, которой можно было гордиться. Я был счастлив!
- А вы сами в каком возрасте взяли в руки ракетку? Это случилось в Ташкенте?
- Представьте себе, нет. Теннисом я «заболел» в замечательном городе Тбилиси, где после войны поселился мой брат Михаил. Он был кадровым офицером, танкистом, после фронта закончил академию имени Фрунзе и прибыл в Закавказский округ. Мне в то время было десять лет, я - «последыш», случайный ребенок в семье. Отец нас бросил, ему почему-то не понравилось, что я появился на свет. «А что тут плохого?»- говорила моя мама. Мы с ней провели военные годы в Ташкенте, в нищете - время было бедственное. Воспоминание о раннем детстве - это чувство голода. Мама работала на парашютном заводе, который эвакуировался в Ташкент, а ночами еще и прирабатывала стиркой белья. Она всю жизнь была великой труженицей и привила мне это счастливое качество. В Тбилиси у брата я впервые в жизни наелся. Запах лаваша и шашлыка для меня навсегда остался священным. Шашлык считаю лучшей на земле пищей. На хороших харчах из меня поперла молодая энергия, требующая приложения. Так я оказался в танцевальной студии.
Сцена мне очень нравилась, хореография получалась. Успехи привели в ансамбль Закавказского военного округа. Здесь меня приметил знаменитый Вахтанг Чабукиани и забрал к себе, в Театр оперы и балета имени
Паелиашвили, на сцене которого я танцевал два года в массовках. Чабукиани прочил мне большое будущее, но, увы, великий танцор из меня не получился - подвело плоскостопие, оно и в спорте всегда мешало.
- Я видела вас но корте, некоторые балетные движения сохранились до сих пор...
-То, что воспринимается в детские годы, зачастую укореняется на всю жизнь. Когда я начинал играть, бил по мячу, как «принц Зигфрид», и эту балетную плавность движений пришлось изживать. Вот интересная деталь моей теннисной биографии: первый удар по мячу мне показал не кто-нибудь, а прославленный Виктор Ураевский, большой мастер и кумир тбилисцев в те времена. Все произошло совершенно случайно: я шел мимо Дома офицеров и увидел, что на площадке играют в теннис. Стал наблюдать. Мою душу приворожил таинственный полет мяча - тогда «пушечных»ударов еще не было. После игры ко мне подошел один из игроков и спросил: «Хочешь научиться?» - это и был Ураевский. Я с радостью согласился, хотя до этого момента о теннисе и не помышлял.
Видимо, судьба. Первыми тренерами стали братья Вано и Арчил Элердашвили. У меня все получалось невероятно легко, я пропадал на корте и быстро достиг результатов. Но тут мама сообщила грустную вещь: мы должны возвратиться в Ташкент, брат женился, у него - своя семья. И снова я оказался на родной Кашгарке - так назывался старый ташкентский район, уничтоженный землетрясением, где дома соперничали с птичьими гнездами. В те годы в городе была единственная теннисная секция, ее вел Анатолий Валерьянович Каплан, он и стал моим тренером.
Под его руководством я выполнил норму мастера спорта, участвовал в составе сборной Узбекистана в I
Спартакиаде народов СССР в 1956 году. После школы у меня не было сомнений, что поступать надо в институт физкультуры. Как я там учился - на эту тему можно написать «бабелевский» рассказ.
- А за что вас исключали из института?
- Да, такое имело место. Была весна, цвел урюк, а в аудитории шли практические занятия по анатомии. Я должен был разрезать живую лягушку и таким варварским способом убедиться в том, о чем говорил преподаватель. Мне совсем не хотелось лишать жизни это несчастное существо, и я выбросил лягушку в открытое окно, сославшись на то, что она, мол, сама выпрыгнула. Этот гуманизм стоил мне дорого. Лягушка умудрилась приземлиться точно на шляпу ректора Измайлова, который как раз ступил на крыльцо... Случай несколько дней веселил весь институт и «прославил» меня. Ну а у ректора не хватило чувства юмора: меня отчислили. Через год я едва восстановился.
Однако дальше мне везло больше, и с «тепленьким» дипломом я сразу попал на самый высокий теннисный пост - стал главным тренером в республиканском Комитете по физкультуре и спорту. Мне шел двадцать четвертый год.
- Тут-то вы и развернулись со строительством кортов?
- Их я построил 36, и не только в Ташкенте, но и в провинции. Без могучих покровителей такая масштабная работа была бы не под силу, теннис вообще любит меценатов и всегда нуждается в них. В республике были влиятельные, влюбленные в теннис люди. Один из них - президент Узбекской академии наук, академик-физик Убай Арифов стал и президентом теннисной федерации. Мы вместе проработали пятилетний план развития тенниса в республике, многое из него осуществилось. Но жизнь сложилась так, что из Ташкента я неожиданно переехал в Донецк, переманил обаятельный человек и страстный поклонник тенниса, начальник Донецкой железной дороги Виктор Васильевич Приклонский, с которым я познакомился на ташкентских кортах. Покидая родной город, я прихватил с собой одного из самых талантливых учеников - Александра Коляскина. Впоследствии он получил золотую медаль на Всесоюзной спартакиаде школьников в Ереване, стал мастером международного класса.
- Кто еще из ваших воспитанников вышел в Большой теннис?
- Среди моих учеников - известные теннисисты Марина Крошина, Елена Елисеенко, Татьяна Панова, входящая ныне в сотню профессиональных игроков, а также Юрий Филев. Сейчас Юра работает в Хорватии, он научил играть восходящую звезду мирового тенниса Лючич. Всего я вырастил более 30 мастеров спорта, мастеров международного класса, чемпионов Украины, СССР и Европы.
- Мне довелось быть в Донецке на трибуне стадиона «Локомотив», когда проходил один из матчей на Кубок
Дэвиса...
- Да, в 70 - 80-е годы все матчи на Кубок Дэвиса, которые играли по жребию в Советском Союзе, проходили в Донецке, и к этому я приложил свою руку. В то время Донецк уже имел репутацию теннисного центра. Вместе с Шамилем Тарпищевым, старшим тренером команды Кубка Дэвиса, мы подготовили и провели семь матчей, в шести из которых наша команда одержала победу. Работа в Донецке была очень интересным и плодотворным периодом жизни. Мой теннисный фанатизм находился в зените. Я буквально пропадал на кортах, даже не помнил, в каком классе, втором или третьем, учится моя дочь. Однажды пришел домой, а жена с дочерью уехали. На столе лежала записка: «Тебе нужна другая жена». Совет был хотя и болезненный для меня, но справедливый. Правда, искать другую хорошую жену пришлось долго, и тем не менее я ее нашел, на корте, среди своих учениц. Теперь мы вместе работаем.
- Вы не пробовали учить теннису свою дочь, многие тренеры делают «звезд» из своих детей?
- Нет, свою дочь Ирину я даже не пытался учить теннису, у нее не было спортивных данных -слишком женственна. Она стала журналистом, как мать.
- Из Донецка вы перебрались в Киев. Вас привлекли возможности столицы?
- Во-первых, я всегда любил Киев за его уют и необыкновенную красоту. Во-вторых, представьте себе, меня
притягивали крупномасштабные стихийные бедствия: в Ташкенте 26 апреля 1966 года я пережил землетрясение, в результате которого пришлось откапывать из-под завалов мою маму. А ровно через 20 лет, 26 апреля 1986 года, в Киеве меня настиг новый знаменитый на весь мир катаклизм - чернобыльский взрыв. К тому времени я построил в Киеве уже два десятка кортов, и моя команда собиралась обновить их. Но тут - беда. Вопреки всесоюзной партийной лжи я четко и сразу понял всю опасность происшедшего и с ужасом смотрел, как на зараженных радиацией улицах Киева проходила велогонка мира! Ничего не оставалось, как увезти свою команду в Ташкент, где ко мне всегда хорошо относились. Узбекское правительство на все лето приютило нас на своей даче под Ташкентом. Мы отдыхали, ежедневно тренировались и вернулись в Киев только в сентябре, когда город немного отмыли от смертоносной пыли. Жить и работать в полную силу на кортах в таких условиях было нельзя, и я уехал в Сочи. Оттуда - в Красноярск. На берегах Енисея тоже построил корты, открыл теннисную школу, но сибирские морозы для меня, южанина, были труднопереносимы.
- И поэтому вы отправились погреться под солнцем Флориды?
- Да, мы с женой Наташей решили попробовать свои тренерские силы в Америке, теннисной Мекке. Работали в Майами, до упаду, а в один прекрасный день, после шестичасовой тренировки, я и в самом деле упал на корте как подкошенное дерево, сердце остановилось.
Американские врачи сделали фацию, имллантировали электронный стимулятор. С ним я через неделю снова стоял на корте. Однако долго за океаном мы не выдержали - затосковали, все же мы россияне. Я побывал в пятидесяти странах света, всюду замечательно гостить, но я всегда сознавал, что всё равно вернусь домой.
Приехав из Америки, мы обменяли красноярские апартаменты на очень скромную московскую квартиру, открыли свою теннисную школу. Мечтаю кое-что сделать в детском теннисе. Задача не из легких.
- Но ведь детский теннис у нас не в очень хорошем состоянии?
- Совершенно верно, и ситуация эта очень драматичная для тенниса. В нашей стране утрачены авторитет и влияние спорта. Нет системы тренировки, нет тренерской команды, существовавшей в советские времена.
Сегодня одаренные дети, а таких, верьте опытному глазу, очень много, не имеют никакой возможности поити на теннисный корт, если их семья необеспеченная. Даже ракетку купить - и то не по карману. Я бы рад набрать в свою школу талантливых ребят, но государство не дает ни копейки. Вот и приходится принимать всех учеников, родители которых могут оплатить посещение школы. К сожалению, в обеспеченных семьях часто растут избалованные отроки, а теннис и спорт требуют целеустремленности, самозабвения и невероятного труда. Правда, сегодня в нашей школе «Белокаменная» все же есть яркие личности, подаюжие надежды.
- Какое вы видите решение проблем детского тенниса?
- Путь единственный: строить современные теннисные школы, которые бы имели необходимый
для серьезных тренировок комплекс -спортивный зал, зимние и летние корты. Надо искать государственные, меценатские средства для обеспечения подготовки способных детей, их «обкатывания» на соревнованиях. Такую школу и мечтаю создать - школу для талантливых. Я бы вложил в нее весь огромный опыт и, конечно, отдал бы все физические и душевные силы, к счастью, они не покидают меня. Надеюсь на помощь и поддержку Юрия Михайловича Лужкова, он не только наш мэр, но и теннисный патрон в Москве.
- Бессмысленно задавать вам традиционный вопрос «Теннис-клуба»: «Как часто вы выходите на корты?» - и так ясно, что вы их просто не покидаете. Спрошу вот о чем. Выходя на центральный корт Уимблдона, теннисисты минуют двери, над которыми начертаны замечательные строчки Редьярда Киплинга: «И будешь тверд в удаче и несчастье, которым, в сущности, цена одна». Как вы относитесь к ним ?
- Думаю, что эти философские слова Киплинга выбраны для главной уимблдонской арены потому, что они обращены и к победителю, и к побежденному. Обоим не следует забывать, что «все проходит», спортивное счастье переменчиво, но во всякой ситуации нужно сохранять человеческое достоинство.
Фото из архива Владимира Камельзона
Татьяна Кунина
=========== цитата "Матчбол" 1998 №2 конец ====================
